Демоны Юга с Уральским характером:
вызываем с актером и режиссером Андреем Бахаревым

Легко ли верить в судьбу, как разговаривать с собой и почему «Письмо к женщине» может читать только мужчина, объясняет артист Ростовского Молодежного театра, режиссер D30 и педагог ВГИК Андрей Бахарев.

— Я занимался в музыкальной школе [по-моему] с пятого класса. Я пришел на вокальное отделение музыкального театра. По сути, это было театральное отделение. Там было замечательно. Моя педагог влюбила меня в театр, хотя изначально я не думал, что стану актером.

К десятому классу я понял, что буду заниматься этим всю жизнь. И тогда оно само пошло-пошло-пошло. Думаю, что театр — это приобретенное. Я же изначально не хотел. Но у меня всегда была предрасположенность к творчеству. В детстве конструктор собирать любил, создавать что-то.

— У режиссера есть такая штука — режиссерский портфельчик. Это некоторое количество спектаклей, которое хочется поставить. Спектакли там ждут: когда появятся деньги, пространство или просто удачное время. Нет такого, что я сижу и специально ищу материалы. Просто само приходит. Читаешь, смотришь, наблюдаешь, придумываешь, развиваешь. Спектакль лежит на полочке, ждет. А потом я его достаю и делаю.

— Морис Метерлинк — один из основоположников театра пустоты. Если читать пьесу, такое ощущение, что не происходит ничего. Это очень важно. Нет никакой прямой мысли. В том же «Морфии» есть нити, а в «Слепых» их нет. У зрителя есть возможность погрузиться в себя: закрыть глаза и прислушаться. Поэтому спектакль называется медитацией. Телефон на «Слепых» отложен далеко и надолго.

Мама мне как-то прислала лекцию главы Сбербанка, там он рассказывал про эксперимент. Три группы посадили в комнаты и дали тест. У одних телефон был на столе, у вторых — в сумке, а у третьих — в другой комнате. Лучше всех с тестом справилась третья группа. Это говорит о том, что невольно мы отвлекаемся на телефон. Даже когда стоит беззвучный режим, мы постоянно сканируем сообщения: написал кто-то или нет.

Когда я дома читаю книгу, я отвечаю на все сообщения и выключаю интернет. Если кому-то сильно надо — позвонят. Года три назад хотел купить кнопочный телефон, но понял, что вся моя работа в этой коробочке. Там съемки, репетиции, расписание, общий диалог. Не могу себе позволить этого.

— На тот же «Морфий» приходят и очень взрослые люди. Я ни разу не слышал, чтобы сказали: «Ой, че-то я ничего не понял». Нет, люди стараются понять. Я сижу на звуке на спектакле, иногда наблюдаю.

Бывает разное. Был случай: пришла на спектакль молодежь моего возраста. Видно, что ребята хорошо зарабатывают. Такие, бывает, любят, чтобы их шуты развлекали. Я отдал тебе деньги, значит выдай мне 100% возможного. Никакой работы с таким зрителем не происходит. Коннекта нет. Опять же, тренажерный зал хороший пример. Мышцы сами расти не будут.

Ребята пришли вчетвером. Мы потом выяснили, что девушки сделали парням подарок. Они, бедные, не знали куда пришли. Двое минут через 40 ушли, хотя на «Морфии» это сложно. Во-первых, пространство небольшое, все друг друга видят. Во-вторых, создается ощущение, что зал закрыт. Они очень долго шептались, советовались. Один вытянул ноги, сидел долго, потом понял, что не кайф. Вышел. Второй парень позже включился, но уже девушке не нравилось. В итоге они сорвали спектакль. Других зрителей, конечно, выключило. Актеры готовы к таким сценариям, но и им тяжело биться о бетонную стену.

Жалко было 28 человек, которые хотели что-то получить, а в итоге за счет неподготовленных людей спектакль закончился со скрежетом.

— Я не считаю себя режиссером. Актером — да. Но я не режиссер. Чтобы считать себя режиссером мне не хватает образования. А времени и средств на это сейчас нет.

Я преподаю во ВГИК, не избегаю этого, но не понимаю, какое имею право людям, которые дай Бог на 5 — 6 лет младше меня, объяснять, как жить и что делать?

Вот недавно друзьям на кухне жаловался, что не понимаю, что происходит. А они начали мне перечислять все то, что я сделал за эти годы. На тот момент я подумал: «Ничего себе!»

Утром проснулся и понял, что нет — все самозванство.

Если актер сомневается в том, что он хороший актер — это хорошо. Такому всегда есть куда расти. Как только актер знает, как надо играть — это все, это в могилу.

— Есть разница менталитета. Есть разница городов. Я вообще не знал, куда еду. Меня пригласили работать в Молодежный театр. До этого я не так много путешествовал. Когда-то давно был в Чехии, Германии, Сочи, Москве и Питере. В Египте, Турции не был. На нашем юге тоже. Я не представлял, как выглядят другие города России.

Я рассчитывал, что город будет похож на Екатеринбург. На деле я очутился на 10 лет в прошлом. Поразило, что на скамейках бабушки. Сначала я испугался. Потом съездил в театр, начал обустраиваться, захотел купить вентилятор, открыл 2Гис, а там нет ТЦ рядом. Ближайший — Мега. Для меня это был шок. У нас в Екб шутят, что ТЦ на каждом шагу, а здесь не так.

Сейчас я понимаю, что, если бы покупал квартиру, купил бы на 40-летии в Ростове. Атмосфера, запах. Когда переехал жить в центр, постепенно влюбился в город. Мне очень нравится исторический центр, нравится наблюдать, изучать. И люди. Они совершенно другие. Я и сам трансформируюсь под местный менталитет, замечаю. Ґэкать не начал, только в шутку. Но потом тяжело выйти.

— Я верю в судьбу. Я считаю, что есть вещи, которых мы не знаем. Думаем, что знаем. Я не верю в бога как в религию, но думаю, что есть какие-то потусторонние силы. Это не духи, не привидения. Это какая-то энергия, которую мы, к сожалению, не можем понять. Я вообще фаталист. Думаю, если суждено быть повешенным, то суждено.

От этого менее страшно, но я отлично понимаю, что нельзя далеко уходить в этом. Потому что это инфантилизм. Ты начинаешь перекладывать ответственность. Не получилось, значит не суждено. В судьбу я верю, но в то же время можно повернуть в другую сторону, можно сопротивляться.